Недавно я ездил в Брюссель. И, как обычно, стоял в лучшем магазине комиксов, Brusel, перед шкафами с англоязычными изданиями. Два шкафа, под завязку заполненные DC, Marvel, Image, Fantagraphics, D&Q и прочими комиксами. Американскими. Я стою в Брюсселе, хочу европейских комиксов, и всё, что мне предлагают — одна жалкая полочка в дальнем углу. Половину которой занимают сиквелы Брехта Эвенса. Ну блин.

Я ужасно устал от американской культуры. Марвел и какие-нибудь чудовищные инди без лейбла у них слишком похожи. Везде персонажи — герои собственной истории. Это бьёт в глаза в супергеройских комиксах, по понятным причинам. Но даже когда автор пытается это обойти, когда у его/её персонажа всё плохо в жизни, всё равно. Вот эта подспудная мысль, что трудись и добьёшься, что всё не зря, что как бы ты ни пал(а), всё равно ты единственный(ая), уникальная снежинка, твоя история важна.

Поэтому я тупо смотрел на сотни американских комиксов и не смог ничего выбрать, кроме продолжения одной из серий, которые никак не закончатся. Поэтому когда я шёл на 1917, я уже понимал, чем всё закончится. Двое парней выходят из лагеря А в лагерь Б, чтобы передать тамошнему генералу сообщение и остановить наступление. И конечно, это означает, что как минимум один из них доберётся до того лагеря, генерал непременно окажется каким-нибудь Кеннетом Браной или другим супер-известным актёром, наступление отзовут, все сюжетные линии закроют.

Конечно же это будет технически безупречно: я вообще не понимаю, как это можно было снять, насколько гигантскими были декорации. Как можно снять такой фильм одновременно в Англии и в Шотландии, где склейка, соединяющая страны? Оскар за звуковые эффекты не зря: конечно же ты вслушиваешься в каждый шорох, и перегори в проекторе лампа, фильм немного потеряет в напряжённости и жизнеутверждающести. Под музыку Томаса Ньюмана так нормально разевать рот на величественной сцене на кладбище Экуста.

Но чёрт возьми, эпичная музыка для эпичной истории. «Альфреду Мендесу, который рассказывал нам истории» посвящён фильм, и, наверное, сценарий составлен из обрывков таких историй. Как он вышел из окопов на сложное задание, а тут колючая проволока и трупы, какие-то местные дома, и всё оказалось сложно, и немцы такие пщщщ, и бабах, а тут как танк из-за угла — ну, убили меня, конечно. Годы наделяют события нарративом: всё было не зря, из А вытекало Б, подумать только, как сложилось.

«Антивоенных фильмов не существует», — писал Трюффо, и Мендес, наверное, снова хотел опровергнуть этот тезис, водя камерой между раздутых трупов и грязных трупов и обожжённых трупов. Но это как опровергать гравитацию: само наличие сюжета даёт войне смысл. Когда сюжет как будто написан учителем сценарного мастерства, с тремя актами, прологом и эпилогом, а фильм снят талантливыми оператором и режиссёром, война оказывается поверяемой умом и в то же время полной гармонии. Одной открывающей сценой «ДжоДжо» Тайка Вайтити пересказал весь «1917», пусть даже это и разные войны. Война-то никогда не меняется.

На войне нет героев, потому что каждый выбор любого человека ведёт к провалу. «Конец всегда один: до последнего солдата». Мне кажется, американцы просто неспособны снять кино про войну, чтобы на этой войне не хотелось оказаться. Поэтому я закрываю глаза на шкафы с американской культурой и пытаюсь найти европейскую или азиатскую. От людей, чьи города бомбили. Которые понимают, что никто из нас не герой никакой истории. Что смысла нет. Что война — это боль и смерть, и ничего больше. Да, у нас есть хорошие европейские фильмы про войну. Я не смотрел ни одного из них, потому что это невозможно.