Гюнтер играет в пьесе, спит с женой постановщика, у него всё ок. Потом постановщик узнаёт о романе, пьеса меняется, и Гюнтер переигрывает. Потом вокруг Гюнтера появляются священники и слова на странном языке, и фильм слетает с катушек.

Когда в описании фильма просят не раскрывать сюжет, рецензии начинаются со слов, что смотреть лучше, ничего не зная, а перед фильмом включается продюсер и просит держать рот на замке, это подозрительно. Потому что если фильм держится на загадках в сюжете, — это так себе фильм. Но проблема этого фильма даже не в этом, а в том, что его загадки вообще не имеют смысла.

Сюжет поначалу развивается невыносимо медленно, актёры ездят на репетиции и обратно. Потом, видимо, сценаристу наскучило, и сюжет начинает биться в припадках, его швыряет от одной крайности в другую, совершенно из ничего. Хоба — и у нас церковь что-то замышляет. Хоба — загадочные люди на улице шепчут загадочные слова. Хоба — немотивированное ультранасилие на сцене. Дочка Гюнтера едет за ним в лес, там Гюнтеру говорят, что очень важно вытащить его дочку в лес, затем он возвращается, она отдельно (и непонятно как) тоже, затем он уговаривает её поехать с ним в тот же лес. Безумие.

В конце, разумеется, начинается научно-фантастическая линия. Но. Но между «растянуть фильм ещё на час и дать хоть какую-то развязку» и «поржать и оборвать всё» автор выбрал второе. Титры, в зале неловкий смех, спасибо, больше не надо.