Анатолий, один из пары стриптизёров, временно поселился у своего деда. Тот бывший военный, ездит по школам и посвящает молодёжь в местный вариант воинского комсомола. Дома же смотрит военные фильмы по телевизору, постоянно шпыняя внука, чтобы тот нашёл нормальную работу, применил своё инженерное образование. Анатолий возит ящик медалей с танцевальных олимпиад и хочет расти как танцор и как актёр. Жаль, запроса на войну вокруг всё больше, а запроса на секс и развлечение — всё меньше.

Документалка порадовала простым посланием в жёстком монтаже: ничего лишнего, каждая сцена работает на идею. Идея, конечно, немного антигосударственная: неудивительно, что в прошлом году картину не пустили на фестиваль. Беларусь изнутри кажется мирной-мирной, а тут — вокруг война. Хочется сбежать от такого во внутреннюю Исландию, где танцы, удовольствие и есть какое-то будущее впереди, не связанное с воинственным Западом.

Главные герои не понимают друг друга, но вместе с тем, занимаются одним и тем же — и это со стороны выглядит забавно. Один выбирает костюмы, чтобы впечатлить зрителей, и подбирает новые движения к каждому выступлению. Другой выбирает мундиры, чтобы впечатлить детей, и подбирает новые слова к одному и тому же. Оба видят своих зрителей лишь с одной стороны, любые расхождения (на сцене с девочками в военной форме зал покатился) пролетают мимо.

И вот это всё создаёт очень странное впечатление о Беларуси: будто тут ничего настоящего, только шоу с переодеваниями везде: и в жизни, и в школах, и в телевизоре, и на улице.

Нехотя запустил этот сериал, потому что документалка про собак — это предсказуемые сопли, милота, закадровый голос от лица собаки, преданность во все поля. Даже не знаю, откуда эти мысли берутся: наверное, детская травма от «Бетховена». Нетфликс в очередной раз порадовал, опровергнув мой настрой: сериал не про собак, а про людей. По крайней мере, первая серия из шести.

Собаки-помощники не для всей семьи: это понимание сокрушает сестру главной героини, Коррины. С ними можно играть, но нельзя отвлекать от единственного человека, которому эта собака назначена. Мы ни разу не видим Коррины в припадке эпилепсии, но по глазам видно, что вся семья со страхом ждёт следующего. Девочку нельзя оставить наедине с собой ни на минуту — и собака Рори даст семье отдохнуть. А для ребёнка собака — лучший подарок.

Профессиональная съёмка и постпродакшн не скроют, что снимали эту часовую документалку где-то месяц, а не привычные по полному метру два-три года: постоянные повторы, длинные паузы, выжимание максимума из неглубокого материала. Собака осталась где-то на втором плане: главное тут — чувства каждого члена семьи. Как мать не может отойти от дочки, как сестре нравится ответственность, как Коррина начинает понимать свою болезнь.

Когда рождаются дети, любого ребёнка на экране проецируешь на своих — и каждый такой документальный фильм обнадёживает: даже с неизлечимыми состояниями выход есть, люди живут, дети радуются. Чем старше дочки, тем сильнее страх за них, поэтому мне нужны такие подтверждения тому, что что бы ни случилось, всё будет хорошо.

История постановки любительского спектакля осуждёнными в гомельской исправительной колонии — но прежде всего, история одиннадцати женщин, которые ходят в одинаковой одежде, работают на кухне и в пошивочной, растят детей и учатся играть роли.

Зал был переполнен, многие не смогли войти: это самый известный на сегодня белорусский документальный фильм, в котором для белорусов важно всё: не только судьба женщин в колонии, но и то, как там всё устроено («89% белорусов в возрасте от 18 до 50 лет привлекались к административной ответственности» — МВД), и как режиссёрке удалось снимать за колючей проволокой, и как получилось, что наш фильм наградили на амстердамском фестивале. Пролив слёзы на фильме, зрители долго не отпускали Анастасию, задавая десятки вопросов.

Подготовка к спектаклю занимает очень небольшую часть фильма: по большей части это зарисовки из повседневной жизни и обширные интервью («мы разговаривали по три часа», чтобы найти те эмоциональные пять минут). Режиссёрка не вешает ярлыков, показывая приговоры только в финале: каждая женщина — личность. Мы переживаем изоляцию от общества вместе с ними, и особенно тяжело видеть, как в колонии рождаются и вырастают их дети. Хотя это чувство, как и в «Непокое», обманчиво: дети дают матерям силы жить и не отчаиваться, потому что они родные и требуют отодвинуть собственные проблемы на второй план.

Но когда в финале на «пойдём домой» ребёнок разворачивается, это разрывает сердце.

Нельзя сказать, что режиссёрка специально давит на эмоции: напротив, в фильме не происходит ничего плохого, охранники редко появляются в кадре и только на фоне, заключённые в колонии не первый год и освоились, обжились. Украшают комнату к Новому году («на стены нельзя, давай на картину»), отточенными движениями чистят картошку и режут ткань. Это колония для осуждённых впервые, поэтому там никакой дедовщины, порядок во всём. Есть детские комната и площадка. Образцовенько. Профессиональная съёмка и гениальный монтаж добавляют сказочности жизни в колонии — чтобы картинка сильнее контрастировала с тем, что у заключённых на душе.

В фильме есть злодей, но немного неочевидный: он поднимает голову в финале, когда мы узнаём, за что осуждены эти женщины. Наркотики, мошенничество, разбой — то, за что в цивилизованных странах не изолируют от людей, а накладывают штраф и исправительные работы на свободе. Эти люди не опасны для общества. Но общество не знает, что с ними делать, в государственной машине нет сострадания. Возможно, вызвав это сострадание в зрителях, фильм сделает их — и страну — ещё чуточку цивилизованней.

Однажды аспирантка Дженнифер, заболев, не выздоравливает, а отключается на пороге дома. С трудом доползя до кровати, она пытается понять, что с ней происходит. Врачи говорят, что всё нормально, обзывают недомогание «синдромом хронической усталости» (миалгический энцефаломиелит, МЭ). Оказалось, что это недомогание тяжелее, чем кажется, и оно коснулось миллионов людей по всему миру — но 85% из них женщины, а их болезни не воспринимаются всерьёз. Это история современной «истерии» и того, как с её восприятием борются люди, не способные встать с кровати.

Заболевшим очень повезло: синдром настиг семью выпускников Принстона с обширными связями и медиа-видимостью. Дженнифер приглашает на интервью врача за врачом, выкапывает из интернета всё, что возможно. Находит специалиста именно по этому заболеванию. Ищет в ютубе истории выздоровевших и на себе проверяет все способы альтернативной медицины. Какие-то работают, и она временно относится к способу как к языческому обряду. Её ноги начинают работать — и отключаются. Туда-сюда: сухой климат без плесени, иммуномодуляторы, покой и уход. Ничего из этого не лечит на 100%, но даёт надежду на нормальную жизнь. Мозг работает — а значит, можно творить и можно бороться.

Омар, муж Дженнифер, не ушёл в себя, а поддерживает жену как может. Часто просто находясь рядом с ней. Это главное, что выносишь из этого фильма: пока рядом кто-то есть, любой ужас выносим. Как Омар говорит, со стороны ситуация кажется чудовищной, но сочувствовать не надо, потому что изнутри она — новая норма. Всё хорошо. Фильм заражает оптимизмом: вот у матери-одиночки отключается тело, но её внезапно поддерживают дочери. Вот парень продолжает играть на пианино из положения лёжа. Да, мысли о собственной ненужности и о суициде приходили им всем, но они живут благодаря близким. И это немного страшно: в фильме нет ни одного человека, который справлялся бы с МЭ в одиночку.

Личное неизбежно становится политическим, и собирая скайп-группу жертв МЭ, Дженнифер движется к глобальной цели: дестигматизировать синдром, заставить врачей классифицировать его не как психологическое, а как физиологическое заболевание. Это не очевидно даже в прогрессивных странах: заметная часть фильма посвящена семье из Дании, откуда полиция забрала девочку с МЭ без адекватных причин. Заболевшие по всему миру проводят «невидимые протесты»: возможно, они помогут в Штатах финансировать исследование МЭ и найти причины и способы лечения.

Фильм с каждой минутой выглядит профессиональнее: от записей с ручной камеры в начале, когда Дженнифер не понимает, что с ней происходит, до красивых кадров со всего света во второй половине. Чернухи нет: напротив, фильм очень оптимистичен, потому что показывает, что после минутного ужаса от отказа всего организма, надежда остаётся. Музыку, неожиданно, написал великий Bear McCreary, на всех остальных позициях, от оператора-постановщика до монтажёров и редакторов титров, сплошь профессионалы. Это образцовый документальный фильм от человека, готового пройти по всем дорогам, и он вдохновит не только потенциальных больных, но и других документалистов.

Чешский неонацист Далибор записывает видеоролики, полные ненависти, несёт свет белого знания всем окружающим, посещает нацистские пивные вечеринки и живёт с мамой. Его увлечение разделяет новый отчим Виктор и терпит подруга Яна. Жизнь рамеренна и безсобытийна — пока режиссёру это не надоедает и он не отправляет Далибора в Освенцим.

«Уютный домашний нацист — отличный персонаж» — подумал, видимо, Вит Клусак и взялся за эту документалку. Его отношение к Далибору сочится из каждого кадра: вот мама Вера вычёсывает ковёр, вот она курит, пока из комнаты доносятся неприличные песни, вот футболка «рождённый в ЧССР», от которой смеётся весь зал. Смеяться над Далибором просто, он инфантилен и очевидно неправ, злость его клипов удобно контрастирует с травоядностью в обычной жизни. Вита заносит, и фильм превращается в размышление о взаимоотношении режиссёра и персонажа.

Когда берёшься снимать документальное кино, никогда не знаешь, получится сюжет или нет. Возможно, здесь именно второй случай: отдельные зарисовки о жизни Далибора великолепны, но его жизнь однообразна: утром на работу, вечером запись роликов или посиделки с друзьями. Иногда встречи с Яной, которые каждый раз заканчиваются ничем. Сюжета нет. Вит свирепеет, его монтаж становится злее. Он начинает подталкивать персонажа к более радикальным действиям — но Далибор не радикал, он хороший человек, который тянется к людям и пытается понять правила взрослого мира. Инфантильность — не порок, и в какой-то степени свойственна большинству зрителей, которые увидят в персонаже часть себя.

Поэтому в эпилоге, правомерно отделённом титром, правила игры меняются: режиссёр оплачивает всей семье поездку в Осменцим с экскурсией и встречей с одной из выживших узниц. И там тоже не только всё идёт не по плану, но даже сюжета не появляется! Как показывал Лозница, сама идея поездки в музей имеет недостатки: все персонажи остаются оторваны от реальности холокоста, слова остаются словами, бараки — какими-то старинными хозяйственными постройками, узница — старой женщиной, которая будучи исключением, подтверждает убеждения Далибора: её же не убили. «Да как ты не поймёшь правды, даже когда мы тебе ею в лицо тычем?» — иносказательно возмущается режиссёр.

Да никак. Человеку тридцать шесть лет, а он хочет переубедить его за год-два документирования. Ты режиссёр документалки, а не художественного фильма, персонажу ты никто. Далибор уже успел сформироваться — и он не будет менять свои взгляды под воздействием окружающих, как это делают многие другие в этом фильме. Особенно Виктор, который, чтобы впечатлить сына подруги, становится ещё большим радикалом, но сдувается перед обстоятельствами. Далибор — неидеальный, но цельный персонаж, поэтому он главный герой.

Перед тем, как натереть морковку, нужно её очистить — но хвост обрезать не надо: за него можно держать, чтобы больше моркови пошло в дело. Тушёное мясо можно нарезать ножницами — но выглядит это не так удобно, как ножом. Я ожидал больше подобных кулинарных наблюдений, но документалка была не про еду.

Каждый вечер под мостом в Тайбэе одно и то же. Закрывается зал игровых автоматом и его хозяева, парень и девушка, выгребают и пересчитывают пуд мелочи. В ночной забегаловке Мистер Куо с женой готовят рис для случайных прохожих и вешают карту Тайваня. Кормит золотых рыбок женщина в непонятном магазине с телевизором. Собака проверяет лапой дверь, за которой давно нет её хозяина. Жужжит бесконечный рой мотоциклистов. Однажды Куо по пути с рынка съезжает не туда и попадает в новое место: где каждый вечер бьются о берег волны и светит маяк.

Вспоминать этот фильм веселее, чем смотреть. Последовательность статичных планов по 10-15 секунд создаёт полное ощущение ночного тупняка. В четыре часа ночи всё кажется уморительным: например, приделать камеру к поворчивающемуся вентилятору. Взгляд фокусируется не только на действии, но и на произвольных предметах: ставнях закрытого магазина, дереве, летающей от ветра коробке. Время суток не считывается: иногда кажется, что забегаловка работает днём, а на рынок за дорожающими продуктами Куо ездит ночью.

При этом фильм без какого-либо действия умудряется обмануть всех ожидания, и не только со страной. Например, тупняк после полуночи свойственен нам — но не тем, кто спит днём. Бедная собачка — но смотрите, у неё новый хозяин и компания. Прибой в начале — а теперь забудем о нём и переместимся в центр Тайбэя. Фильм о кафе и его работниках, но на самом деле только об одном человеке. Когда его мопед сворачивает не туда, и Куо спит ночь в гостинице, как все нормальные люди, думаешь: означает ли это возвращение к нормальной жизни? Да нет, конечно: единожды потеряв свою тень в ночи, не найдёшь её в волнах.

Шёл домой с ощущением, что посмотрел лучший фильм фестиваля. Это ощущение, конечно, ложное: документальное кино идёт в своей категории, своём «весе». Его нельзя судить наравне с художественными фильмами, потому что в последних оцениваешь выдуманный мир, а в документальных — силу истории и умение подать мир реальный. Реальность по эмоциональному заряду без труда побеждает выдумку.

Завлекалочка в трейлере была проста: смотрите, это дверь в квартире, которую не открывали семьдесят лет. Вам же интересно, что за ней, да? Дурацкая обманка: я ожидал историю физической двери, а не открытия метафорической двери в бездны истории революций. Бывшая профессорка математики Сербьянка Турайлич в начале фильма рассказывает о квартире и выглядит непримечательной женщиной — но когда на телефон звонят с телеканалов, а разговор переходит на историю страны, её опыт оказывается важен для понимания, что происходило в Сербии в последний век.

С первых минут увлекает музыка: тут некстати вспомнинаешь, что фильм подписан HBO, и ощущаешь дух их сериалов. Монтаж фильма поспешный, ни на чём камера не задерживается дольше пяти секунд, даже на лицах. Явный контраст с лентой Ху Бо, где длинные крупные планы помогали почувствовать правду персонажа. В документальном кино правда вместо этого подтверждается документами.

Фильм цитатоёмкий, почти как «Горе от ума». Начал запоминать отдельные фразы, но их оказалось слишком много. «Вы не очень хороший профессор, если не занимаете сторону студентов»; «не страшно, если ваши мечты не сбываются, страшно, если вы в старости понимаете, что никогда не мечтали»; «мы всегда ждём, что выйдет кто-то другой»; «мама, они убрали национальность „югослав“». Фильм-урок, фильм-катастрофа.

Нельзя не проводить параллели с нынешней действительностью — как с оппозицией и её подавлением в России, так и с цветущим национализмом в Европе. День после революции, 6 ноября, ощущался как одновременно начало прекрасной эпохи и конец всех надежд. Как строить правительство, как предотвращать мародёрство? Финал в настоящем времени, когда к власти в Сербии приходит националистическая партия, и разговор Милы с матерью как будто запечатывают вердикт: всё будет плохо. Нужно бороться — резюмирует Сербьянка.

На каждого, наверное, фильм действует по-разному. Кого-то тупо обучит истории Югославии, кого-то утвердит в мысли «пора валить», другую побудит выступить с речью или подтолкнуть знакомого. Это полуторачасовое знакомство с невероятно сильной женщиной, которая лишь не могла остаться в стороне или бросить свою страну, как-то повлияет на каждого. «Я уже стара для очередной революции, теперь ваша очередь».