В конце января я послушал свои первые подкасты :) «Один дома» 13-й, последний «Как жить» и последний «Heavyweight». Очень все хороши, конечно. Слушать Талачёва в машине с детьми не очень уютно.

Но больше всего удивил Heavyweight. В выпуске Alex к автору приходит его шеф и давний друг Алекс и отдаёт коробку аудиозаписей со свадьбы своего друга шестнадцатилетней давности, Ларса. Они в то время решили, что делать фоточки или видео банально, и вместо этого Алекс (который уже тогда увлекался подкастами) сделает аудиоальбом. Он побегал по свадьбе, записал кучу интервью с выпившими гостями, обмен кольцами, вот это всё. И уже шестнадцать лет не может взяться всё это свести. И теперь Джонатан, автор подкаста, вместе с помощницей берётся свести запись за него. И дальше автор рассказывает про процесс, про взаимоотношения Алекса с Ларсом, про свои с Алексом отношения.

Через несколько месяцев запись готова, и в тот же день приезжает уже взрослый Ларс с выросшими детьми и слушают результат. Затем все рассказывают о переживаниях, о том, что здорово, что запись сделали так поздно, и как все стороны себя чувствовали эти шестнадцать лет из-за несделанной записи, и что дети узнают из записи. Всё это очень эмоционально, я улыбался и плакал в автобусе, пока слушал, и скачал первый выпуск Heavyweight, потому что теперь доверяю автору и хочу послушать все три сезона. Там ещё какие-то премии были, но личный опыт важнее. Очень советую. Английский язык понятный, дикторский, даже сквозь шум не было проблем с пониманием.

Ни разу не слышал органа вживую. Шёл в предвкушении: грандиозный музыкальный инструмент, монументальные композиторы. В первом отделении едва не заснул — предполагал, конечно, что органная музыка скучна, но держался как мог. Но в кантатах Бах так растягивает ноты, так их мастерски сочетает, что глаза сами закрываются. Поаплодировал и включил телефон в антракте с ощущением, что орган — не мой инструмент.

«Совесть Франции» Сезар Франк в начале второго отделения удивил. Не великолепием, но тем, что орган у него звучит как дешёвый синтезатор. Ну знаете, когда духовые начинаются так же резко, как и заканчиваются. Тынк-тынк, музыка как в дешёвом кафе. Очень странный эффект, но и продлился, слава богу, недолго. В середине появилось какое-то разноголосье, музыка обрела глубину и удивила контрастом с классичностью восемнадцатого века. Простовато, но я не заснул. Выходит, проблема не в инструменте, а в Бахе. Снова.

А когда Хироко с видимым удовольствием начала играть «танцы плеяд» Такаси Ёсимацу, свершилось волшебство. Все ассоциации с фэнтезийными фильмами, все диснеевские феи всплыли в ассоциативной памяти с этими волшебными звуками. Композитор делает из органа полдюжины разных инструментов, и получается будто саундтрек к сказке. Даже когда музыка редуцируется до отрывистых звуков, слушаешь с замиранием. Обожаю японское творчество.

Лист, зато, дал жару. Это как… Большая армия стоит, с конями, даже со слонами. Пышная, прямо королевская. И тут начинается чёртов метеоритный дождь, неразбериха, пышные ленты и слоны летят во все стороны. Прямо чувствуется, как Лист еле удерживается от того, чтобы написать «а теперь дави все клавиши одновременно». Парад захлёбывается землёй и камнями, бежать некуда, остаётся лететь в никуда. Минорные ноты транслируют разрушение и безнадёжность. Под конец минута спокойствия дала надежду, что кто-то выжил и останется летописцем листового безумия. Но нет, Лист традиционно закончил новой порцией громовых раскатов.

На бис Иноуэ прошлась по классике, каждый номер зрители встречали восторженным «о-о-о» и аплодисментами. Тема из фильма «Ходячий замок» напомнила о спокойствии и уюте миров студии «Гибли». Короткий и мастерский «полёт шмеля» удивил отзывчивостью органа. Пора бы уже органистке бежать на поезд, но какой органный концерт без знаменитой токкаты ре-минор Баха? Только известность музыки не дала мне сомкнуть глаза: чувство меры не про Баха, известное вступление далеко позади, а композиция длится и длится, мы уже в какой-то незнакомой территории, давайте скорее отсюда, пока не слегли. Надеюсь, поезд Хироко дождался.

Гэри одиноко летит в никуда в корабле-тюрьме. Его бесит робот Кевин, отбирающий все печеньки, а другие роботы и объекты играют роль футбольного мяча из «Cast Away». Внезапно ему прилетает миленький пришелец со скрытой мощью и несколько солдат тьмы, которые охотятся за пришельцем. Дальше всё предсказуемо.

Этот сериал продвигали для любителей «футурамы», и какие-то её элементы в нём действительно есть: мир будущего, главный герой-неудачник, роботы на вторых ролях. Шуток немало, и сериал мог бы быть неплохой заменой, не будь эти шутки плоскими. Как будто смотришь стыдную комедию из семидесятых, где мальчики стесняются девочек, а своей цели персонажи могут достичь только в финале и только вопреки усилиям. Гэри чего-то пытается достичь — корабля, девушки, печеньки, — и всегда проигрывает. Стоит ему отвлечься — враги разбегаются, астероиды уничтожены, друг появился. Вселенная определённо враждебна персонажу, только потому, что авторам так смешнее. Но я такие шутки придумывал в студенчестве, а сейчас от них только стыдно.

Людей, приступивших к третьему сезону, двадцать раз предупреждали, что ничем хорошим он не закончится, что в каждом кадре рок и уныние. Лемони Сникет не испытывает удовольствия от этой истории, и Олаф в титульной песне справедливо замечает, что нормальные люди смотрят другие сериалы. Чтобы любить этот сериал, нужно обладать определённым набором качеств — и их даже не формализовать: любовь к Монти Пайтонам не обязательна, как и математический склад ума. Сериал берёт, пожалуй, своей готической эстетикой вкупе с подавляемыми, но протекающими сквозь слова эмоциями. Его стараешься посмотреть и закончить побыстрее, но бросить — даже мысли такой не появляется.

Формулу мы уже выучили за девять историй: у детей Бодлер появляется надежда в новой локации, но туда приходит граф Олаф со своей театральной труппой и оказывается хозяином положения. В финале Виолетта что-то изобретает, Клаус вычитывает в книгах, а Санни умудряется не умереть — и все трое отправляются в сторону другой локации, где, как мы понимаем, лучше не станет. Именно так проходит десятый сюжет: все мёрзнут на и около горы Мортмейн («мёртвая рука»). И тут же приходят новые персонажи (Кит Сникет, снова целеустремлённая и добрая; загадочные мужчина и женщина, средоточия зла; прекрасный Квигли Квагмайр) и обнаруживаются старые — К а р м е л и т а! Злодеев слишком много, они спорят, — и в споре, о чудо, формула ломается. «Что-то мы устали от этого маразма» — говорят помощники Олафа и уходят к мечте. «Слушайте, я уже не ребёнок» — замечает заметно подросшая за время пути Санни. И после её реплики внезапно понимаешь: а дети-то набираются опыта, вопросы становятся серьёзнее, финал явно близок.

Взрослые в этом сериале предсказуемо ненадёжны — все, кроме злодеев с графом Олафом в центре. На него можно положиться: он всегда появится в трудную минуту, чтобы сделать её чу — wait for it — довищной. Он взрослый, Бодлеры — дети, и в этом перекос власти, которым он пользуется. В «Грозном гроте» нет других взрослых, поэтому схема не работает, только сила. Обе серии — странная беготня между двумя подводными лодками на фоне всё более раздражающих детей под предводительством Кармелиты, ветеринарки-чечёточной-балерины-и-так-далее. Хотелось, чтобы они поскорее закончились, потому что ощущались не самостоятельными историями, а подготовкой к финалу. Последний помощник злодея покинул его, смертельное оружие добыто, место сбора всех членов секретной организации определено.

Первая серия «Предпоследней проблемы» восхитительно детективна. В кои-то веки опасность угрожает не семье Бодлер, поэтому вместо панических попыток спастись они расслабляются и наблюдают. Гостиница Денума́ необычна, от способа размещения гостей до жутких часов, подобных ворону из поэмы По. Вместе с членами семьи временна́я линия расщепляется на три. Они расходятся, показывают разные грани жизни постояльцев, намекают на секреты и сходятся в одном объекте — сахарнице — и в одном человеке, вернее, близнецах Фрэнке и Эрнесте Денума́. Почему в один момент близнецов видели все дети? В чём план Олафа? Доколе им ничего не будут рассказывать? Пожалуй, это лучшая серия сезона: именно из-за отсутствия опасности, но продолжающегося ощущения, что Бодлеры проваливают абсолютно все свои задачи.

Жаль, вторая серия буквально повторяет окончание «Неудачных начал», только с судом вместо свадьбы. «Я больше никогда не подведу вас, Бодлеры» — убеждает скорее себя, чем их, судья Штраусс, и мы понимаем, что впереди будет same old. Круг хочется разорвать, поэтому со всегда жуткими словами «what choice do we have» Бодлеры в одной лодке с Олафом уходят в закат. Титры, грустная песня а-ля финал первого сезона, до свидания, Лемони.

«Конец» минималистичен: небольшой остров, Бодлеры, Олаф, островитяне, которые в курсе его злодеяний. Безопасность обволакивает всех, кроме графа, которого ждёт смерть. В этой серии Олаф на минуту становится метафорой для всего сериала. Он заманивает зрителя, будто выпрашивая ещё один сезон: «секре-еты, дра-ама, интри-иги!» Я на минуту даже поддался искушению, пожелав, чтобы графа спасли, и у нас был бы новый «Lost». Между весёлой жизнью с Олафом и абсолютной безопасностью среди островитян Бодлеры снова выбрали третье, сказав «нет» тем и тем. Сериал напомнил нам, что это история не про секреты, не про страх, а про жизнь трёх детей, которым ничего из этого не нужно. Они прошли, проплыли и проехали длинный путь, обретя многих друзей на пути, которые не могут остаться с ними (друзья — не семья), но помогут в неожиданную минуту. Перед ними жизнь, полная не тайн, не пряток, не приключений, а друг друга и нормальных человеческих взаимоотношений: редкость в мире сериала. Это, пожалуй, лучший финал истории из возможных.

Взрослый 12+ балет про любовную жизнь Клеопатры. Без лишних подробностей история повторяется: сначала приходит мужественный Цезарь (Сергей Глух, ноги божественны и волосаты) и они обнимаются, затем его окружают и убивают. Затем приходит бодрый Марк Антоний и они снова обнимаются, затем его загоняют и закалывают. В перерывах между объятиями и убийствами красиво танцуют амазонки, пастухи, купальщицы.

Я не представляю, как можно в 2016 году ставить такой балет. Всё надёргано из классики, ни одного нестандартного жеста. Музыка — классика для тех, кто воспитан на поп- и рок-, с огромным трудом не срывается в ритм. Оформление сцены... белорусское, традиционное для академического музыкального театра. Медина Алиева, вероятно, сделала что-то традиционное для Азербайджана, но это всё нормально бы выглядело году в пятьдесят шестом, в лучшем случае. Пуанты ради пуантов, движения женским тазом ради красоты. Как будто галочки проставили возле обязательных для балета пунктов, но без понимания, что и зачем. Весь спектакль ждал отголосков современного балета, нарушения симметрии, неожиданных движений, бодрящих поворотов сюжета.

Танцоры очень хороши. Сергей Глух как вышел на сцену, со своими накачанными ногами, и сразу было ясно, кто тут Цезарь. Елена Германович, разумеется, бесподобна в роли Клеопатры. Ещё бы ей было, что танцевать. Других исполнителей немного, можно было оценить каждого и каждую. Особенно понравилась неназванная китаянка, которая танцевала с таким нескрываемым удовольствием, что заражала и меня на эти минуты.

Оказалось, магия для мира «Хильды» — это нормально. В библиотеке есть подвал с книгами про заклинания, волшебство действует не только на предметы, но и на людей, помогая им, например, стать успешными, и любое заклинание сопровождается побочными эффектами. Другими словами, стандартная безыскусная телевизионная магия. Ничего нового или интересного.

Меня расстраивает, как сценаристы проваливают сюжеты. В мире с существами, для которых крайне важны контракты и которые всё пишут миллипиздрическими буковками, понадобилось изобрести магию и понизить градус правдоподобия, чтобы рассказать мораль про мелкий шрифт. Ну как так можно.

Первую, наверное, половину спектакля я ничего не понимал. Красивая девушка поёт испанское «я Бога молю», произносит слова о любви о обожании, на фоне кривляется парень — явно автор этих слов, иногда адресат, он безмолвен, — и при этом в голове вертятся статьи про вознесение женщины на пьедестал как форму насилия.

Очередной спектакль Юры Дивакова укладывается в формат «крестового похода»: он основан на невероятно древнем тексте без очевидного смысла, который понять одновременно невозможно и каждый понимает по-своему. Сцена снова насыщена символами: капающая с потолка кровь, длинный стол, помещающий зрителей на место сотрапезников и бесконечно их отдаляющий, непонятные аквариумы. Речь фрагментарна и безэмоциональна, но со взрывами и неестественными переходами, с повторами, повторами, повторами: три раза для успешного колдовства.

Наконец, пожар рыжих волос Марты Голубевой и её образ как воплощение всех метафорических женщин в религии. Она в этой пьесе отвечает за возвышенное, за духовную часть любви, за субъект. Эльдар долгое время проводит в медиаэкране, танцуя и кривляясь, он эпатирует публику — и та долго ругается на него, уходя со спектакля. В нём сконцентрирована плотская сторона, он предельно телесен, он ест плоды чёрт знает чего, его тянет к женщине, для него всё — объекты желания. Слова у мужчины и женщины похожи до смешения, не важно, кто что говорит: в финале они объединяются в серии статичных полурелигиозных картин.

А затем я вспоминаю свои мысли из начала спектакля про насилие, потому что за внешними атрибутами любви наполнение не поспело, и относясь друг к другу как к объектам, персонажи заканчивают совсем не так, как предполагала песнь.

Либретто спектакля нам выдали при входе, и там та же история, что в википедии, пересказ сюжета от первого до последнего действия. Читать его смысла не было, это же не драматический театр: самое интересное заключено в интерпретации и в ощущениях от действия.

Актёры играют детей, которые в гротескных костюмах изображают взрослых. Они голодны и едят траву в поле — но в отсутствие травы по заветам Марии-Антуанетты приходится есть пирожные. Блаженная девочка Бланк рассказывает про Стефана, который принял бородатого мужика за Иисуса и собирает крестовый поход. Новая весёлая игра во взрослых — какой ребёнок может устоять? Слово за слово — и вот дети выходят из города, оставляя за спиной горящую церковь.

Каждое действие выбивает из колеи: чудовищные костюмы: зачем? Ужасный скрежет из колонок, заставляющий вздрагивать, гротескный половой акт, утрированные беседы за столом, театрализованное подземелье церкви. Странно для взрослого — но, пожалуй, очень близко к ощущениям детей, которые ещё не знаю причин и принципов, но ощущают происходящее вокруг по-своему. Гром — не разряд тока в небе, но пугающий шум, а родители занимаются какой-то смешной фигнёй. Весь спектакль собран из детской игры, но не умильного копошения в песочнице, как сейчас принято, а переосмысления реальности.

Взрослые актёры играют детей, которые играют взрослый сюжет про детей, которых увлёк взрослый нарратив про крестовые походы. Глубина вложенности смыслов порождает абсурдные образы — и одновременно даёт почувствовать, почему обещание святого похода захватило детей. Дальше от этой всей взрослой фигни, какая разница, где есть траву, — дома или в горах, святой кубок на горизонте — обещание вечной игры.

Полный сценарий пьесы опубликован в интернете, поэтому было интересно посмотреть, как постановщик Дмитрий Богославский его интерпретировал, на чём сделал акценты.

Николай из Подольска всё так же сидит в отделении полиции, его допрашивают трое полицейских — но вопросы от протокольных быстро съезжают в абсурд: «назовите численность населения Подольска», «какого цвета входная дверь». Это перемежается странными танцами и упражнениями, а из клетки отпускает ехидные комментарии гоповато выглядящий человек из Мытищ. Всё вместе экранизирует анекдот про собаку, которая не кусается, но делает больно иначе.

Полицейские ни разу не бьют задержанного, но вместо этого заставляют его жить более яркой и заинтересованной жизнью. От этого появляется мысль, что это хорошо. Хорошо, когда полиция вытаскивает произвольного человека с улицы и делает его лучше. В конце-концов, они дали достаточно разумные объяснения своим действиям. «Вот бы все были такими» — восхищаются некоторые рецензенты.

Дмитрий великолепно акцентировал, что это пьеса не только о просветлении, но и о немотивированном и неподотчётном насилии. С первых кадров на сцене ничего опасного не происходит, но видеообои транслируют ощущения всех участников процесса, и там — мясо. Кирилл Новицкий и Денис Моисейчик в роли полицейских произносят слова и делают угрожающие жесты, но главное, что транслируют их образы, — полную безнаказанность, очень хорошо знакомую по реальности. Их вежливость — это игра, о чём они сами и говорят. В любой момент спектакля они могли бы надеть на Николая (И. Веншковского, который отлично играет кадавра, неудовлетворённого морально) наручники и остаток времени тупо пиздить, и это не выглядело бы неадекватно остальной пьесе.

Так что нет, это совсем не идеальная полиция. Их методы цельнотянуты из «бойцовского клуба» Паланика, и идеализировать полицейских в спектакле могут только те, кто считает клубы в романе хорошей затеей, способной изменить мир к лучшему. Только большое количество эмпатии и опыта помогает понять, что тут что-то не то, и спасибо Дмитрию, что вытащил это чувство на первый план и не дал скатиться в подростковое обожание идеи.

Режиссёр в интервью обратил внимание на то, что в этой постановке человек из Мытищ оказывается полицейским. На первый взгляд, всё в рамках «люблю абсурд», пусть все переодеваются во всех. Если всерьёз, то получается, будто единственный соратник Николая по беде, человек, который мог бы быть его поверенным, оказывается на противоположной стороне, частью культурно-репрессивной машины. Выхода нет, полицейским оказывается каждый вокруг Николая. Любой рад осудить его, зачитать приговор личности.

Если забыть сцену со считалочкой в финале, когда сотрудники выбирают, чья очередь надевать спортивный костюм, можно представить себе более абсурдный, но вместе с тем обнадёживающий смысл переодеванию. Постоянные допросы привели человека из Мытищ к просветлению, он дошёл до критической точки, провёл время в «коконе» КПЗ и переродился в «бабочку»: такого же полицейского, несущего свет оставшимся серым людям. Рано или поздно это ждёт и Николая, и все остальных жителей Подольска, Железнодорожного, Мытищ и других городов окраины, пока все не станут полицейскими и не придадут положительный оттенок выражению «полицейское государство».

Все актёры молодцы, особенно понравилось, как использованы особенности малой сцены. Она находится в тёмном углу третьего этажа молодёжного театра, куда просто так не дойдёшь. Размер невелик, всего три ряда, но и свет, и музыка на ней великолепны, и есть несколько технических элементов, не свойственных большим сценам: например, окна на улицу, которые играют свои роли, или дверь за сцену, которая выглядит достаточно протокольно для полицейского участка. Современная сценография не выглядит чуждой для этого места.

Не понравилось заигрывание с современным театром. Вот эти слова на стене в стиле Вилисова: «прекратите аплодировать» и прочее — они же совершенно не в тему. Эксперимент ок, но переключает со спектакля. И что до этого в финале основная мысль пьесы пережёвывается тщательно и кладётся в рот каждому — это ужасно. Не детский же спектакль, все всё поняли ещё час назад. Такие моменты заставляли желать современного, постдраматического театра.

Хорошего в этом фильме — костюмы, здесь я согласен с женой. Их приятно разглядывать: цвета, материалы, как они оттеняют город или сказочную страну. И современные технологии, конечно: синхронизация с мультиками идеальная, акробатика фонарщиков немыслима для трубочистов шестидесятых. Всё остальное разочаровало.

Сюжет один-в-один из первого фильма: семья Бэнксов на грани катастрофы, к ним спускается Мэри, даёт несколько уроков, как нельзя воспитывать детей, поёт всю дорогу, дела семьи хуже и хуже, но в финале их спасает неожиданный танцующий старичок.

Я не понимаю, почему фильм отдали не Базу Лурманну, все мюзиклы которого опережали время, а Робу Маршаллу, который прославился безыдейным переносом известных мюзиклов на экран. «Чикаго», «Девять», четвёртые «пираты» и «Into The Woods» — череда скучных фильмов, всё хорошее в которых досталось от предшественников. Почему этого не видят в «диснее» — непонятно. Страшно подумать, сколько сотен лет членам правления этой корпорации, если им так понравилось возвращение «Мэри Поппинс», что они отдали Робу «русалочку». Никакой веры в другие их римейки тоже нет.

В фильме про волшебную няню можно было бы найти хорошее, если там было что-то новое. Но это почти покадровый римейк классики шестьдесят четвёртого, только с совершенно незапоминающимися песнями. Реально, спустя десять минут мы с женой не смогли вспомнить ни одной фразы из песен. В голове вертелись только «Fly a Kite», «Twopence» и «Spoonful of Sugar», которые парой нот оживляет саундтрек. Нет, идея начать фильм с песни про смерть великолепна, я всегда считал, что в старом фильме не хватает темы гниения. Но как мюзикл это провал: песни иллюстрируют, а не двигают сюжет; ничего подобного «Twopence» в новом фильме нет.

Поведение Мэри Поппинс выглядело адекватно для шестидесятых, но теперь это просто парад примеров насилия. Газлайтинг во все поля: что-то делает и сразу же начинает убеждать детей, что ничего не было. Представьте, если бы она вместо волшебства творила что похуже. Она чудовищно непоследовательна: буквально каждый танец начинается со слов «я не такая, и не просите». Своей магией она обесценивает работу всех вокруг: незачем было убираться в комнате, незачем лезть на Биг Бен.

Мораль фильма обнуляет мораль предыдущего: два пенса действительно стоило вложить в банк, а не отдавать нищим. Потеря недвижимости в 2018 году страшнее чего угодно, поэтому сценаристы этого не допустят, даже если герои готовы переехать. Ваши усилия бесполезны, потому что один злодей сильнее десятка добрых людей, и никакой усидчивости и смекалке не сравниться с волшебной улыбкой. Надо терпеть и молиться. И зарабатывать деньги, потому что все проблемы — от того, что отвлекаешься от заработка на всякую гуманитарную чепуху.

Капитализм вас раздавит, и «Дисней» — пророк его.